- ...Последние отчеты в этом году по нашей лаборатории, до января пока приостановим программу, все равно рабочего настроения ни у кого уже нет, - машинально кивая на слова ирландца, Кёгу вышел из задумчивости только тогда, когда на стол, увесисто шлепнувшись, упала папка с документами. Едва ли это было намеренным жестом, но определенный эффект был достигнут: на говорящего и бумаги обратили, наконец, полное внимание, пробежались взглядом по заголовкам отчета и усмехнулись.
- Да уж. Боюсь, что до января подопытная группа будет занята чем угодно, только не твоими тестами, Шеан. Да и если ты сам будешь работать в Рождество и Новый год, Ирэн прибьет нас обоих. Я просмотрю все позже...
----------------------
В коридорах проекта совсем не пахнет серьезностью: разношерстное, разноязыкое, почитающее разные традиции население усиленно готовится к праздникам, с одинакоым усердием и студенты, и преподаватели думают о поздравлениях и подарках, об отпусках и, ставшем уже радиционным, праздновании Рождественской Ночи. В коридорах натянуты гирлянды, а верхнее освещение местами уже не используется принципиально, а из занятий остались только практические. С каждым годом все меньше учащихся стремятся на Рождество домой, все больше желающих провести эту ночь здесь, в стенах и на парковой территории школы, наслушавшись рассказов и воспоминаний. Традиция родилась из ничего, но укрепилась прочно и достойно, полноправно, и всецело одобрялась руководством, в лице Кёгу в том числе.
Во многом свою роль здесь, конечно, играли воспоминания о первой, полной одиночества, какой-то теплой, но все же пустоты, зиме в школе UnMEI, когда немногочисленные ее обитатели призрачными тенями скользили по территори; но во многом в этом праздновании был и весьма трезвый расчет ВС-практиков и ВС-идеологов: в эту Ночь каждый мог сам творить волшебство и собственное Рождественское Чудо, хотя бы для того, чтобы в боевых буднях не забывать о том, что каждый ВС по сути своей в той же мере волшебник, в какой и солдат...
----------------------
Помнить, впрочем, получалось далеко не всегда. И, порой, просто хотелось сбежать от этих голосов, от смеха и музыки, от огней и разговоров. Но он улыбался, идя по коридорам, говоря честно "держал лицо". Абэ Кёгу, ВС-универсал, ныне - руководитель проекта UnMEI, последние несколько лет встречал Рождество с подозрительной настороженностью. Запахи корицы пополам с ванилью, теплые и нежные, как свежая выпечка, доносящиеся с кухни, делали улыбку чуть более настоящей, но в то же время, неуверенной, заставляя невольно ускорять шаг. О, как же тяжело одновременно осознавать, что тебе все еще хочется праздника, и в то же время, понимать, что ты не способен присоединиться ко всеобщему веселью, ни морально, ни физически. Внутри - не то водоворот силы и эмоций, не то гнетущая пустота, и не спрашивайте, как это может быть одновременно. Может, легко и непринужденно. Как и кружение мыслей в голове. Хотя среди них сейчас основной была только одна мысль, принесенная отчетом отнюдь не Шеана, испещренного цифрами и техническими данными, а отчета службы безопасности. Нет, в целом, ничего неожиданного в этом отчете не было, как и ничего совсем уж нового, так, пара-другая _моментов_ которые перечеркивали скупыми строчками сухого и холодного, как оружейный ствол, шершавым языком, все моральные метания и нормы. И приходилось признать, в этот раз, он был уверен, все заинтересованные лица, коих ой как много, будут ждать именно его, лично его, ответного хода.
- Чёрт, как вы мне все надоели, - только и прошипел он сквозь зубы, захлопывая дверь своей комнаты за собой и прислоняясь к ней спиной, обводя помещение взглядом. Полки с книгами, брошенный на столе ноутбук, архивные папки, японско-европейский интерьер. В такие моменты зрение обостряется, предметы словно приобретают дополниельную четкость и объем, детальность, почти физическую ощутимость на расстоянии. Странное ощущение. Мысли, впрочем, тоже приобретают ясность, пусть и с запозданием.
Взять с полки сумку через плечо, проверить, чтобы внутри был загранпаспорт, кошелек, благо в Европе ныне все гораздо проще с валютой, и немецкие евро - все те же евро, надеть наушники, плотно прилегающие к ушам, отрезающие от шума реальности, нажать на плеере кнопку случайного воспроизведения... Выпасть из мира сначала на уровне звука, а потом и выпасть совсем.
Прохлада Грани, шаг, на вдохе - выдохнуть уже в чужой, иначе пахнущий воздух, в пустынном переулке чужого, незнакомого города. Есть маяки, которые никогда не теряются. Такой маяк теперь был совсем рядом, метров пятьсот, не больше. Серые тени домов, наметки очертаний, зафиксировались, оставляя его стоять на брусчатке тротуара, осматриваться по сторонам. Звон силы и резонанса Грани в момент перемещения стих. Да, было бы глупо думать, что его появление останется незамеченным, но Кё и не собирался ни от кого скрываться, напротив, трезвой мыслью пришло осознание, немного злорадное даже, мало свойственное ему, - Вы напрасно меня недооцениваете, - фыркнул он, поправляя наушники и широким шагом отправляясь к намеченной цели, чтобы через несколько минут остановиться напротив темного окна, наклоняя в знак приветствия голову.

Не то чтобы Кёгу сильно заморачивался на правила этикета, мораль и прочий общепринятый церемониал. В сущности, никто и ничто не мешало ему материализоваться сразу в квартире, не тратя времени на короткую прогулку по незнакомому городу, не ждать разрешения, но все же, не зная настроения своей бывшей Жертвы, Лис предпочел предоставить тому выбор, и, в случае отказа, был готов уйти, правда, признаться честно, уйти все же недалеко. 
Город, встретил прохладой, почти такой же как и в Токио, с ощутимо меньшей, впрочем, сыростью и влажностью. С ветром, но все же не пронизывающим до костей. Он не столько видел, сколько ощущал пристусвие над собой, несколькими этажами выше, остро, настолько, что чувствовались не только мыслии эмоции, но каждый жест. И он был уверен, что и там, наверху, его самого ощущали сейчас точно также. Глупо было скрываться...
Музыка все еще звучала в наушниках, когда он поднимался поднимался по ступенькам крыльца, звучала, когда он нажимал на кнопку лифта, придавай происходящему оттенок нереальности, разделения на "внутри" и "снаружи", задавая ритм местами лучше, чем собственный пульс. Прислонившись к стене, он прикрыл глаза, погружаясь в звук, отрешенно, почти проваливаясь в него, как на Грань, протягивая руку, чтоб коснуться кнопок лифта. Мелкие жесты - в какой-то момент перестаешь осознавать, что ты делаешь как человек, порой - приходится контролировать себя намеренно, жестко, чтобы сохранить как можно больше человеческого, но рано или поздно... Рано или поздно... От резкой секундной боли, прострелившей в виске, Лис выдохнул, закусив губу. Так случалось. Ничего не поделешь, две сути никак не могли пока слиться воедино, а третья - накладывала свой властный отпечаток каленым железом большего знания, нежели он сам хотел.
Ритм в ушах сменился, вместе с ощущением движения вверх. Лифты вообще, если вслушиваться, ощущать их и только их в момент движения - штука странная. Начинает казаться, что ты не то проваливаешься, не то поднимаешься не сквозь этажи, а сквозь слои Мироздания. Кёгу любил лифты. Иногда этой минуты оказывалось достаточно, чтобы прорваться сквозь очередно запутанный клубок мыслей.
На замедляющемся ходе он понднял руку, касаясь кнопки наушников, отключая их и стягивая висеть на шее почти что ошейником, придавившим собранные в хвост волосы. Нет, такие мелочи давно перестали ассоциироваться и быть значимыми достаточно, чтобы вызывать беспокойство. Оковы - отдельно, бытовые мелочи - отдельно. Реальность и Грань - как две параллели: вроде и рядом, но пересекаются только где-то на бесконечности и только под определенным углом зрения.
Звуки реальности, грохот открывающихся створок, показались в первое мгновение неприлично громкими, и, открывая глаза, он поморщился. Но и это перестало иметь значение в следующую секунду - их сменил звук открывающейся двери, и яркое, почти нереальное ощущение присутствия.
- Благодарю за приглашение, хоть и пришел без оного, - произнес тихо, постанавливаясь в паре шагов и снова наклоняя голову в традиционном поклоне, - Доброго вечера.
Начать разговор - почти проблема. Не настолько, чтобы делать из нее трагичную панику, но и не настолько, чтобы не почувствовать ее вовсе. Сколько они не общались? Лис уже сбился со счета - слишком много всего произошло с тех пор. Промелькнувшее где-то внутри беспокойство даже можно было назвать почти полноценной эмоцией, впрочем, ненадолго.
- Позволишь зайти? Мне бы не хотелось разговаривать на пороге.

Нервозность на фоне общей давней опустошенности - вот и все, что было под всей этой церемонной вежливостью и традиционными словами. Оболочка еще кое-как держалась, в основном на щитах да маске, если уж честно и откровенно. Поймать собственную суть за пушистый хвост удавалось через раз, и этот конкретный раз едва ли можно было назвать удачным для охоты.
Врпрочем, одно было ясно точно - в этой пустоте не оставалось места угрызениям совести и прочей бульварщине. Только холодное, почти равнодушное осознание права другого выставить его вон, при желании, или, наоборот, не желании - как посмотреть. И не было бы в этом ничего демонстративного, даже эмоционального не было бы. Простое и понятное "это - не твоя территория", во всех смыслах.
И все же, до такой степени стены еще не было, и на приглашение Лис просто снова наклонил голову, отметив почти безразлично родную речь...
В голове все давно и прочно перепуталось - языки, даты, воспоминания... Не разобрать, где свое, где чужое, словно в зыбкой трясине слишком ярких снов.
- Чай, - он усмехнулся, просто проходя мимо в коридор, снимая через голову наушники и без особых церемоний устраивая их на полке. Плащ, который он носил вместо пальто, проследовал на вешалку, а кроссовки - в угол. Привычки меняются. И традиционной одежде на смену пришел гораздо более практичный западный стиль.
- Не будем переводить напрасно алкоголь, все равно без толку, - он усмехнулся в полголоса. Пить не получалось и не хотелось - бессмысленность этого действа в последнее время не давала особо даже начинать. Но занять руки чашкой с чаем - уже хотелось.
Скользнув искоса взглядом по силуэту своей бывшей Жертвы в полумраке коридора, Кёгу выдохнул с мысленным ироничным смешком - щитов у обоих было... По самое небалуйся. Жестких, прочных, как танковая броня. Толку-то... И спрашивать "почему" нелепо, а вопрос "ты как?" - еще нелепее, и он просто промолчал. И так все было ясно, а задушевные беседы и вовсе никогда толком не клеились.
- Извини, не подумал ничего захватить с собой к чаю. Хотя... - он полез в сумку, шаря рукой в поисках небольшой коробки с печеньем, - О, нашел. Не выложил-таки, как пришел.

Клей? Игрушки? Это не сразу укладывалось в голове, и первое предположение было, пожалуй, самым идиотским из всех возможных. Впрочем, всерьез его никто и не рассматривал. Вдохнуть и выдохнуть, замерев на пару секунд, прикрывая глаза, чтобы от внутренней пустоты и тишины оттолкнуться, как от дна, и обрести хотя бы видимость равновесия.
- Хорошо, - отозвался Кёгу наконец, проходя вслед за хозяином вглубь квартиры, успевая заметить и некоторый беспорядок, и висящих журавликов, и пресловутый клей. Много мелочей в полумраке выглядели как привидения, призраки не то прошлого, не то будущего. Было неуютно, мягко говоря. Чужое. Просто чужое, даже ощутимо знакомое, но все равно чужое.
- Нет, не разнес... - Лис фыркнул в ответ на этот вопрос, с некоторой заминкой, когда перед глазами встал образ ирландца, со всей его все еще неуемной энергией и энтузиазмом. Формально они уже давно поменялись ролями, но на практике во многом все еще было проще уступить этой Жертве далеко идущих исследоватльских планов свои бойцовские позиции тактики, а порой и здравого смысла, - Только оборудование часто менять приходится. А так - все как обычно...
Говорить о таких несущественных вещах было странно. Перейти к серьезным темам не получалось, но ведь придется, нравится это или нет, иначе зачем было приходить через полмира, да еще накануне Рождества? Зима - странное время. Казалось бы, сходить с ума положено весной да осенью, но почему-то в бывшей паре Невидящих эта роль отводилась именно самому холодному времени года.
На кухне было чуть светлее, чем в коридоре, в основном благодаря свету с улицы. Словно в Системе, не иначе, угадывались очертания предметов, и от этого все происходящее отдавало каким-то запахом нереальности, как подмерзшая трава в декабре.
Печенье было пристроено на стол, а сам Боец устроил себя на табуретке, поджав под себя одну ногу, сцепляя на столе руки в замок. Инстинктивная поза, ни разу не расслабленная, настолько, что сам поморщился от собственной закрытости, но менять нарочно не стал. Дурное ощущение - осознавать себя как со стороны, понимать, что происходит, но не быть в состоянии ничего изменить. Судьба? Все возможно. Но тогда и все, что будет дальше - тоже предопределено.
- Насколько безопасно с твоей точки зрения разговаривать здесь в открытую? - спросил он просто и прямо, адекватно оценивая степень возможной заинтересованности следящих в них обоих. У себя он был уверен разве что за собственную квартиру и дом в Аомори, да еще, возможно, в лабораторию Шеана. В остальном вопрос был, скорее в том, что он был готов позволить узнать посторонним ушам, а что нет. И дальнейший разговор был явно для них не предназначен, пусть сам факт встречи скрывать и было бессмысленно.

В Систему? Поднять голову, глядя на Эрика и буквально кожей внезапно ощущая его эмоции... Эмоции? Которые почему-то вообще чувствовались хоть как-то. Пусть не в резонансе с собственными, которых не было, но и не с полным безразличием. Без этого пресловутого "мне все равно". И это тоже было... странно. Лис вдруг впервые за долгое время ощутил растерянность, настолько глубокую, что первые несколько секунд даже не нашелся что ответить. Казалось бы, а чего он ждал, спрашивая о безопасности этой квартиры? Где еще мог себя в безопасности чувствовать любой "нормальный" ВС? Ну где? В Системе, да. И, если для тебя самого Система давно перестала быть необходимостью, то... Это не значит... Да ничего, в общем, не значит.
- В Системе так в Системе, - Кёгу медленно прикрыл глаза, пытаясь ощутить это в себе, контакт с Системой, с частью себя, в каком-то смысле своим идеальным миром, ведь в сущности Система для Бойца - олицетворение того места, того пространства, где он чувствует себя дома, защищенным и сильным, где "и стены помогают"...
Он давно не загружал именно ее, несколько лет, с тех пор, как перестал проводить занятия для младших учащихся именно в ней. С тех пор, как вообще перестал ограничивать собтсвенные способности на Проекте, с тех пор как попытался хотя бы отчасти принять собственную суть. Его Система - берег моря, узкая полоса чистого песка, бамбуковый лес с одной стороны и море с другой. Сейчас поверх песка лежал снег, бамбук казался нарисованным тушью поверх серого марева, а от стальной воды шел пар... Где-то там, сзади, он чувствовал это, даже не загружая ее, в системе на подмерзшем песке была гарь и следы шасси, где-то впереди на камнях - водоросли и покореженные обломки металла вместо привычной девственной чистоты пляжа. Следы заклинаний, словно не выветрились до конца, застыв мушками в прозрачном хрустале другой реальности, создавая легкую искрящуюся паутину вмомроженных в застывший воздух бликов и снежинок.
- Только... - все же произнес он, прежде чем подняться из-за стола, выйти в коридор, не дожидаясь лишних вопросов, принося свой плащ и накидывая его Эрику на плечи, немного наклоняясь, чтобы приобнять со спины, спокойно, без лишних слов и эмоций, выдыхая в прохладный морской воздух еще раскрывшейся реальности, - Загрузка Системы...

В Системе пахло морем, солью, песком, снегом и гарью, она звенела, едва слышным напряжением, как белым шумом сейчас, открываясь впервые за несколько лет, впервые за эти годы - для них обоих. Было легко и трудно одновременно, было приятно и больно, какой-то застарелой ноющей как на погоду болью, ломотой в костях. Странное чувство.
Искры заклинаний висели перед глазами подобно снегу на остановленном кадре кинопленки, мерцающему на невидимом солнце снегу, застывшем в бесконечном движении между небом и землей, только дрожащем на легком ветру. Система - отражение состояния души Бойца. Кёгу всматривался в нее сейчас с легким удивлением, с каким-то недопониманием и мягким снисхождением к самому себе. Осознавать глубину хаоса в собственной голове - не самое приятное ощущение.
Эрик задал вопрос, но в ответ была только тишина. Пауза затягивалась, а Лис все также смотрел на теряющуюся в тумане морскую гладь, молча, не размыкая рук. Глубокая тишина, звенящая напряжением, неровное дыхание обоих, напряжение, ощутимое кожей... Он невольно сжал пальцы сильнее - инстинктивная реакция даже не столько подсознания, сколько рефлексов. Унылое сочетание пустоты, ностальгии и необходимости, прямо как завывающего ветра за окном. Но молчать вечно невозможно, даже если иногда просто хочется позволить себе открыться этому ветру и замерзнуть, ощущащя как его пронизывающие касания становятся ласковыми для теряющего чувствительность тела, для опустошенной души. Нельзя и бессмысленно - ледяные твари не мерзнут, даже если очень хотят.
- Грядет великая смута... - проговорил он тихо наконец, глядя куда-то перед собой, и словно разговаривая с пустотой, не спрашивая, сообщая, - Сейчас лишь затишье перед бурей, ты же знаешь об этом. Оставаться одному становится опасно, а от пули в затылок не застрахован ни один из нас, когда речь пойдет об устранении. Следят сейчас за всеми, кто вне игры. За тобой меньше, возможно, за мной и проектом - больше. Я не хочу никого пугать, я пришел предупредить, что ты тоже станешь мишенью...
И, помолчав пару секунд, он добавил, с легкой усмешкой:
- Я не стану прятаться или скрываться сам, но и не стану нападать первым. И, пусть я не верю в то, что у этой новой игры будут хоть какие-то правила, я буду защищать то, что мне важно. И тебя в том числе. Но дистанционно мне это будет делать сложнее, хотя бы потому, что даже такой переход как сегодня - это, пусть секундное, но все таки дело. Я не хочу не успеть и оказаться стоящим над твоим трупом, Эрик, - прямолинейно и в лоб, так просто уже проще, гораздо проще, - Я не буду говорить сейчас красивых слов, не хочу всей это шелухи. Не буду и врать, что для меня это будет большим ударом, жизнь закончится и все такое. Ты знаешь, что это не так. Но если эти семь лет я все еще вспоминаю о том, что ты есть, по меньшей мере раз в неделю так точно, - "а то порой и чаще", - то мне мне еще не настолько все равно, чтобы я остался совсем в стороне.

Да, так оно и было - прикрывать тех, кто дорог, и не важно, что думают они сами, будут ли защищаться или прятаться, отвечая лишь за себя, за свои желания, стремления и цели. Глупо? Да, наверное, особенно, когда тебе садятся при этом на шею, и в то же время - слепо. Слепо доверяя другим именно в том, что этого не случится. Что за его спиной не будут стоять без дела, не будут надеяться только на его плечо, как на единственную опору.
Когда это случилось? Когда он стал рассчитывать на себя и только на себя, доверяя и в то же время не надеясь? Как это могло случиться? Кёгу не знал этого, и не пытался осознать, ведь на это сейчас просто не было сил, как не было и места для дополнительных сомнений.
- Да, я знаю, разумеется. Даже чуть больше, чем хотел бы знать, - он усмехнулся на замечание Эрика, тихо, не размыкая рук, ощущая, как тот заставляет себя расслабиться: даже такие мелочи, как осознанность этого действия, чувствовались сейчас. Наблюдая за тем, как тот подчищает остатки заклинаний в Системе, не мешая ему этого делать, но и не помогая. Сейчас было все равно на порядок, на чистоту этого пространства, на его целостность даже. Так отбрасывают в сторону исписанный черновик, открывая чистый холст перед собой. Чистым холстом для него уже давно стала Грань, стала вторым домом, вторым, а местами едва ли не первым дыханием.
Он знал, конечно, по регулярным отчетам службы безопасности, которая отслеживала судьбу всех участников проекта - настоящих и бывших, а также и будущих, наполненных потенциалом, по неуловимым ощущениям, доносимым по оставленному Связью шраму. Он знал и не хотел знать одновременно.
- И, разумеется, доступ к информации у тебя будет. Я же не собираюсь тебя использовать, как не собираюсь и скрывать что-либо, - он помолчал и все же добавил, тихо, - И я пришел больше предупредить тебя, на самом деле.
Было бы что скрывать, на самом-то деле. Можно было, конечно, достать сейчас отчеты, начать говорить про факты и цифры, прямо сейчас предъявлять весь расклад... Но чувствовал, что прямо сейчас это не нужно. Не здесь. Не в эти минуты. Как чувствовалось и то, что решение, на которые можно было бы повлиять, уже собственно принято, а потому - бессмысленны были все эти разговоры.
Уловить отголосок мысли, риторического вопроса, и - выдохнуть.
- У меня собралась небольшая кучка неотправленных Рождественских открыток, - Лис прикрыл глаза, чуть усмехаясь на собственную сентиментальность и - нерешительность и какую-то неосознанную неуверенность, желание, быть может, в какой-то момент, не усложнять все еще сильнее, - И, если ты соберешься к нам в ближайшие пару дней, возможно, я даже смогу их тебе вручить непосредственно в это Рождество...
Отметить с удивлением легкое смущение, промелькнувшее в мыслях и добавить:
- Я сильно сомневаюсь, что ты захочешь праздновать его на Проекте, а если и захочешь, что придется по вкусу то, что будет твориться. По сравнению с первой зимой это теперь гораздо более оживленно и шумно. Но это... Нужно, наверное. Особенно сейчас.

Да, они были совершенно разными, на удивление, может быть. Хотя Кёгу в последние годы все больше склонялся к мысли о том, что это он сам не от мира сего, а окружающие, в том числе и Эрик, и Ренс, и даже Шеан - как раз нормальны. Это понимание стало приходить не сразу, и далеко не сразу его удалось принять, проходя по пути отрицания и недоверия. Да и сейчас не удавалось принять до конца. Там, где окружающие были хоть сколько-то социальны, строили планы, отношения, какое-то будущее... Была только гарь и пустота. Холод, снег и пепел. И полное нежелание начинать что-либо сначала. Движение вперед временами напоминало свободу и стремительность полета, а иногда - пикирование вниз, к земле. И сложно было определиться, чем оно было на самом деле.
Выдохнув, он просто слушал Жертву не отстраняясь, молча, и в то же время словно со стороны, глядя на искры над морем. Искры... Напоминали остатки собственных чувств и эмоций, заставляя усмехнуться, немного с горечью, немного насмешливо над ними. Даже паниковать и бояться давно не хотелось. "Делай что должен, и будь, что будет". К празднованию Рождества, как ни  парадоксально, это тоже относилось. "Должен". Обязанность. За исключением открытки "в стол", и бутылки вина "в бар". Заводить отношения получалось хуже, чем заводится самому - местами без повода, а социальные роли помогали хоть как-то чувствовать связи с реальностью, подпитываться чужими эмоциями как призраками, хотя бы немного.
- Стоит ли оно таких жертв? - спросил он тихо, с некоторым сомнением, словно и сам не был уверен, что его предложение способно перевесить на этой чаше весов, - Семья это семья. Какой бы ни была...
На секунду прикрыть глаза, выдыхая, ловя в сознании подобный тени образ на Грани. У них дома не праздновали совместно уже больше 10 лет. С тех пор как праздновать стало по сути не с кем. Пара лет с Ренсом тоже была мимолетной... И остались только воспоминания о неком подобии семейного праздника, который давно уже не был настоящим, но который он каждый год все еще пытался устроить для кого-то другого.
- На проекте все немного иначе. Мы стараемся сделать праздник для тех учащихся, которые не едут домой... Таких довольно много. Своего рода традиция последних пяти лет. Я и Цуруко открываем общую Систему для всех для полной свободы творчества и  воображения. Следим за порядком, понятное дело. Но все равно... Это... М... Своеобразно. В каком-то смысле весело и очень красиво, если удается поймать настроение. Правда, надо сказать, я потом ощущаю себя почти... Опустошенным. И падаю у себя в  комнате спать.
Он делился сейчас этими воспоминаниями и планами почти что машинально, не отдавая большого отчета в том, что говорил и как именно, просто проваливаясь в эти ощущения на мгновения. Танец обретающих форму эмоций, по большей части ярких и светлых, все еще полных надежды. Тотальный контроль над собственными мыслями в эти мгновения, музыка, рождаемая пустотой и в то же время - свобода. Почти безграничная и беспечная, беззаботная и полная силы. Эта ночь, казалось, отнимая силы, давала взамен совершенно иное - смысл и желание жить. Почти всегда.
- У нас сейчас не так уж много учеников. Всяко меньше, чем жилья... Правда, квартиры заняты по большей части. Но рядом с моей студией есть пустая на том же этаже. Там почти никто не живет сейчас, в дальнем корпусе, на самом-то деле, но мне нравится, к полигону, опять же, ближе...

Понижение громкости до шепота - в звуке, повышение напряжения, заставляющее вопрос прозвучать громче - в смысле.
Кёгу несколько секунд молчал, удивленно и с каким-то недоумением, нащупывая осознание того, что семь лет в дали друг от друга это не просто расстояние и время, но еще и совершенно отдельные дороги и - разные знания. И с этого расстояния далеко-далеко, словно отдельно прожитые жизни... Хотя, в чем-то так оно и было.
Прикрыть глаза и усмехнуться, тихо, не размыкая рук:
- Ренс последние три года в Германии, - прозвучало коротко, немного - насмешливо, больше над самим собой, над нелепостью всего случившегося и в то же время - грустно. С той грустью, которая отличает легкое, невесомое почти, как паутина, сожаление о не случившемся. Гарь. И следы на песке.
Об их недолгом, в сущности, союзе знали не многие, только те, кто застал самое начало проекта. Кто-то считал его частью эксперимента, такие как Шеан, например, кто-то удивлялся, кто-то просто молчал. Скрывать было бессмысенно, да они и не пытались, как не пытались и вспоминать сейчас. В этих отношениях было много не сказанного вслух, много... непонимания. Иногда, очень иногда, оглядываясь назад, Кё пытался понять, что их связывало, да и связывало и связывает ли вообще. Кроме какой-то почти предопределенности, бесконтрольной легкости на поверхности и попытки не уйти глубже, чтобы не захлебнуться.
Пары как Пары не получилось, приходилось это признать, как признать и то, что, возможно, юношеская самонадеянность и самоуверенность были тому причиной, неопытность, неумение отличить сиюминутную вспышку от настоящего. Если только порой не задумываться, конечно, о том, что, возможно, только эти вспышки и были в его жизни тем самым "настоящим". Сомнения... Чертовы сомнения. С каждым годом их все больше, и никак не нащупать, не понять, где же собственная суть, то ядро, вокруг которого должна строиться жизнь.
Стылый морской воздух казался вязким, каким-то слишком неподвижным, и ощущение мухи в янтаре собственных воспоминаний нельзя было назвать приятным. Вдох - выдох. Эмоции Эрика - сейчас так ощутимые рядом. На секунду показалось даже, что на деле все легко и просто, если не усложнять самому, показалось дуновение ветра, заставившее искры чуть дрогнуть. Вдох - выдох. Еще немного и мозаика сложится, еще чуть-чуть...  Закрыть глаза, поймать ритм мелких, почти неощутимых волн, поймать, принять как биение пульса под кожей, под пальцами, ощутить собственную Систему как часть себя, впервые за эти годы...
- Так что, полагаю, это не имеет никакого значения, - выдохнуть немного неровно, но не от боли, не от эмоций, не от воспоминаний даже, как могло бы показаться, а продолжая неосознанно, почти машинально настраиваться на систему. Инстинкты - странная подсознательная штука.

Вся встреча была словно пропитана легкой горечью - запахом гари, морской соли, запахом прошлого, неопределенностью настоящего и сумраком будущего. Горечью недосказанности и не заданных вопросов, которые, вероятно, так никогда и не прозвучат. Горечь сквозила в движениях, чувствовалась в дыхании и в словах, напряжением и мягкостью одновременно. Так подгарает карамель, оставляя сладость, аромат паленого, но придает при этом особый оттенок.
- Не думаю, что твоя музыка сильно мне помешает, - Кёгу усмехнулся, все еще не размыкая рук, машинально следя за тем, как искры постепенно гаснут в легком дуновении ветра. Нет, наводить порядок в Системе пока не было ни малейшего желания, по крайней мере, всерьез. Так - убрать лишний фон, чтобы стало немного проще дышать, добавить четкости контурам бамбука за спиной. Для этого не надо даже видеть, достаточно просто чувствовать, вот как сейчас. Чужое тепло под руками, согревающее ладони, которые не чувствуют холода, но все же иногда нуждаются и в тепле, чувствовать дыхание обоих, почти видеть пульсирующую, но приглушенную сейчас силу обоих.
- Скорее, это у тебя есть шанс проснуться, если будет слишком сильно фонить с полигона, - в этих словах было немного шутки, немного правды, и чуть-чуть знания о чувствительности их обоих, - Корпус стоит рядом, а я имею дурную привычку проводить на нем парчу часов до начала занятий.
Каждой утро, полтора-два часа, на Грани и в реальности, всегда в одиночестве, ведь соваться под руку нынешнему директору проекта во время тренировок не хотел никто. Ну, разве что Шеан порой приходил постоять в стороне и понаблюдать, отмечая что-то в своем блокноте. Заведующий лабораторией, казалось, вообще воспринимал все происходящее как часть большого эксперимента и мало церемонился, но к этому все привыкли. Кё в том числе. На Шеана невозможно было обижаться за такое, и в то же время... Порой ему казалось, что если бы не его присутствие, то у него само давно бы поехала крыша.
- Впрочем, если ты переквалифицировался окончательно из синицы в жаворонка, можешь попробовать присоединиться. А если нет, то заглядывай позже на кофе, как вернусь.
В этом приглашении, впрочем, тоже было больше смысла, чем просто в предложении чашки кофе. Желание ощутить кого-то живого рядом, зацепиться вот за такие банальные мелочи, как за что-то настоящее и понятное среди полной зыбкости бытия. Почувствовать тепло простых вещей и простых отношений вопреки всем сложностям вокруг. Даже если признаваться в этом не хотелось, но можно было быть уверенным, что тебя все равно поймут, и поймут правильно.

- Совой так совой, - отозвался Лис в ответ на прикосновения к рукам прикрывая глаза и медленно выдыхая, стараясь успокоиться, сконцентрироваться на происходящем, а не на инстинктивных попытках распутывать сеть остатков силы. В последнее время с вниманием было плохо, возможно потому, что контролировать приходилось слишком многое. А может быть просто виновата была пресловутая усталость - он не знал.
Наверное, стоило просто выспаться, перестать думать обо всем и на несколько дней отключиться от окружающей реальности и нереальности, и просто спать. Если бы только еще сны отключались также просто как обычное "не думай".
Безотчетно промелькнула мысль о том, что, отправляясь сюда, он никому ничего не сказал, а, следовательно, через некоторое время кто-нибудь да начнет его искать, сначала живьем, потом по телефону. Конечно, вряд ли что-то случится экстренное за несколько часов, но, только выпадая хотя бы ненадолго из привычной рутины, понимаешь, сколько на самом деле тебя с ней связывает: сообщения, звонки, встречи, даже мимолетные точки соприкосновения с действительностью сами по себе становятся зачастую паутиной, в которой остается только залипнуть беспомощным насекомым... Вырваться тяжело, очень... Но хотя бы сейчас хотелось обо всем этом не думать. И даже - почти получалось.
Пройдет еще час, может быть немного больше, и он выйдет на улицу из этого дома, ведь выходить все же стоит, наверное, из чужого дома через дверь. Выйдет и исчезнет, чтобы вернуться к себе, в глухую уже ночь, а, скорее, даже под утро с учетом разницы во времени. О ней порой становится слишком легко забыть, когда весь путь занимает несколько мгновений.
- Чай, да... Закрыть Систему, - скомандовал он, чуть усмехнувшись, но не отпуская Эрика от себя еще несколько секунд, пока глаза привыкали к темноте кухни, вдыхая запахи чая, шоколада и специй, а потом все же замедленно, осознанно, заставляя себя отстраниться, с легким удивлением на собственные жесты.
Билеты... Когда он в последний раз покупал билеты в Европу? Даже порядок цен сейчас помнился смутно. Не дешево, понятное дело, и, может быть, впервые он задумался со смешком, сколько, при его привычке не тратить время на дорогу, экономится еще и средств. Хоть какие-то плюсы, не все же минусы считать в угоду собственной усталости.
- Я мог бы предложить тебя забрать прямо отсюда с вещами, если захочешь, - Кё устроился снова за столом, пристраивая чайную палочку в чашку, принюхиваясь к ее запаху, а потом все же добавил, подозревая отказ, - Но если предпочтешь билеты, - "а что-то мне подсказывает, что предпочтешь", - то транспортные расходы традиционно с принимающей стороны, разумеется.

Система закрылась и Лис просто вернулся на примеченное место к чашке с чаем, из которой коварно, пусть и не столь угрожающе, как это сделала бы ложка, торчала чайная палочка. Вдохнуть запах почти остывшего напитка, сделать глоток, внезапно осознав, насколько пересохло в горле, и - выдохнуть, закрывая глаза. Ровно на секунду, прежде чем прозвучал ответ Эрика на его предложение, заставив уставиться непонимающе в спину уходящей собираться Жертве.
Нет, на такое Кё точно не рассчитывал, наверное, на стремительность решения и еще большую стремительность его исполнения. Когда предлагаешь все бросить и отправиться с тобой на другой конец света, все же предполагаешь обычно некоторый таймаут на собраться с мыслями, закончить дела и прочее и прочее... Впрочем, в следующую секунду он усмехнулся сам себе, и сам себе напомнил, что в каком-то смысле они все же два сапога - пара, ибо не тому, кто пришел без приглашения и предупреждения спустя 7 лет порталом, удивляться подобной быстроте.
Поэтому оставалось только пожать плечами и вернуть на выдохе свое внимание чаю, вслушиваясь в звуки и запахи квартиры. В звук открываемой молнии на сумке, шорох складываемых вещей, шаги... За этим даже не надо было следить намеренно: привычный к тишине собственного жилья, он невольно машинально заострял на них внимание. Пахло шоколадом, чаем, бумагой... За окном в свете фонарей кружился редкий снег, добавляя сюрреализма моменту.
Чашка с недопитым шоколадом перекочевала со стула на стол, а ее содержимое добавилось к чаю в желудке - тепловатым сладким комком. К звукам и запахам добавился вкус - такой же непривычный, и он впервые за долгое время поймал себя на том, что улыбнуться удалось даже изнутри, словно в этой нереальности, странности и спонтанности был вкус того озорного времени, свободного от условностей и рамок. А впереди, это вдруг стало очевидно с какой-то прозрачной ясностью, замаячило нечто большее, чем простая рутина. Сделав еще один почти удовлетворенный глоток чая, он протянул руку к оконному стеклу, наблюдая, как от кончиков пальцев расползается, затягивая собой бумажные снежинки и шоколадные отпечатки, морозный иней, сплетаясь в кружево ледяного узора, угловато-кристаллического, полупрозрачного, матирующего свет фонаря. К запаху шоколада примешался пресно снежный, он щурился на его дуновение, играясь с силой на стекле, не давая зимнему витражу растаять в домашнем тепле. Было в этом что-то от древнего гадания на трещинах в обжигаемых в огне костях, что-то от искусной миниатюрной живописи, что-то от восхищения миром, который никогда не удается познать до конца.
За спиной раздались шаги, отяжеленные не иначе как сумкой, немного неловкие движения, задетый косяк двери и голос, заставивший прервать игру. Поднимаясь, Кё покачал чашку в руке, прикидывая остаток и усмехнулся, ставя пустую с шоколадными подтеками в раковину и заливая водой, вторую все еще держа в руках.
- Как скажешь, - голос прозвучал тихо, с легкой насмешкой.
Плащ он просто перекинул на локоть. Оставалось всего ничего - пройти в коридор, где обоим обуться, обоим в кроссовки, вернуть ошейник наушников на шею... Но по дороге ко всему этому Лис на несколько секунд задержался под журавликами, местами чуть ли не задевая их головой. Задержался, окидывая взглядом бумажную стаю, и, не спрашивая разрешения, выбрал один, ногтем обрывая тонкую нить, складывая и пряча в карман: своего рода трофей в добавок к чашке, залог за открытки, ждущие в ящике.
Вдох и выдох. Кроссовки, наушники, сумка, плащ. Все проверить, не покушаться на сумку - одернуть себя даже от невольного порыва было, и просто перехватить готового к выходу Эрика за руку, привлекая к себе ближе. Грань открылась черной, обволакивающей пустотой на мгновения, затягивающей и манящей, в нее словно проваливаешься, и в то же время летишь, не чувствуя пространства и направления. В моменты переходов тратить силу на их обозначение - глупо. Вдох, выдох, несколько ударов сердца и на новом вдохе - уже другие запахи: сырого снега, стволов деревьев, какой-то еды. Звуки - движение ветвей, в почти полной тишине, да скрип снега под ногами.
До корпуса - чуть меньше сотни шагов по дорожке между деревьев, отделяющих его от полигона, вот и вся дорога домой. Еще глоток чая, прежде чем идти, выдох в темноту и легкая усмешка.
- С возвращением.

- Не остыл, - Кё отозвался как-то немного отстраненно: переход и задумчивость сказывались. Он вообще в последнее время не слишком хорошо концентрировал внимание на каких-то мелочах, отвечая больше на автопилоте. Впрочем, на Грани действительно не было холодно. Ну то есть как, бывало холодно, а бывало и нет, ведь Грань в каком-то смысле, как и Система, отражала состояние, настроение, желания ВС. В сущности, сама по себе она была нейтральной, никакой совершненно, ни горячо, ни холодно, как говорится, а остальное - на ваш вкус и цвет.
Прохлада парка при этом отрезвляла немного, свежий ветер заставлял встряхнуться, осознать, законтактироваться с реальностью и выдохнуть, перехватывая Жертву за руку, чтобы было удобнее вести его за собой, как когда-то давно, можно сказать, в другой жизни. Впрочем, что-то подсказывало Кё, что Эрик сейчас быстро сориентируется. Ну, во всяком случае, от полигона за деревьями ощутимо фонило. Ощутимо для самого Лиса, во всяком случае. От его квартиры - тоже, но в меньшей мере, правда, осознал он это только сейчас, словно взглянув на почти полностью темный корпус со стороны.
- Пойдем, - он направился ко входу, только тут с какой-то неловкостью вдруг осознавая, что в пустующих квартирах было реально пусто. Нет, мебель и абсолютный минимум вещей там был, но у него сейчас не было даже ключей, - Правда, ночевать придется у меня все же, - добавил он, поднимаясь вместе с Эриком на крыльцо, предупредительно помогая тому сориентироваться, что впереди ступеньки, подъемом руки, как когда-то, когда они ходили вместе по Токио.
- Утром я добуду ключи и разберемся со всем необходимым, - лестница на верхний этаж под крышу, по гулко пустынному в этот час коридору, даром, что шуги у обоих легкая, да и обувь не цокает каблуками. Но это звучание темных и пустых помещений сложно спутать с чем-то иным, пространство становится словно живым, натянутым, упругим и бесконечным одновременно. Но в отличие от Грани в пустых здесь были стены и пол и еле слышное эхо поскрипывающих половиц.
Дальняя квартира - ключ в замке поворачивается с щелчком, кажущимся неприлично громким. Пропустить Жертву вперед, отметить мимоходом:
- Прихожая маленькая, налево деврь в комнату, прямо на кухню, справа ванная. Сумку можешь пристроить на тумбочку слева от двери.
Рядом с тумбочкой нещадно фонила коробка мертвых плееров и наушников, задвинутая в угол. Пристроив на вешалку над ней плащ, наступив на задники кроссовок, чтобы снять их, Кё отправился на кухню, допивая на ходу чай, чтобы пристроить трофейную чашку уже в свою раковину. О том, что Эрик не сможет сориентироваться в квартире, он не волновался, скорее, от какой-то неловкости начинали ныть плечи...
Обоняния коснулся неожиданный запах свежей выпечки, и Боец перевел взгляд на подоконник, ища взглядом его источник. Обнаружив накрытое крышкой блюдо и сложенный вдвое листок, он усмехнулся, немного расслабляясь от какого-то внутреннего тепла и уюта, неожиданнного в своем появлении.
- Цуруко принесла нам пирог, - прокомментировал он, откладывая прочитанную записку.

А Лис действительно проваливался словно между реальностью и Гранью сознанием, не всегда успевая за мыслями, которые уносились куда-то вперед, словно стая птиц, так быстро, что он даже не успевал осознать, а куда, зачем, почему. Это началось не так чтобы очень давно, и в то же время не то чтобы недавно. Проще всего было бы назвать это выпаданием из реальности в какие-то дебри не то воспоминаний, не то видений, не то просто в карусель подсознания / сознания. Порой казалось, что это вообще были не его мысли, и не его память, что, впрочем, тоже отчасти было правдой. Можетбыть поэтому на Грани было как-то даже комфортнее, чем в реальном мире - ее естественный хаос вероятностей куда лучше сочетался с хаосом в голове, нежели этот мир. Хотя, порой приходилось задумываться, а не прозябыние ли на той стороне усугубило ситуацию до такой вот степени.
Краем уха он вслушивался в шаги Эрика за спиной, слишком беспечно, быть может, подпуская к себе Жертву, которую не видел семь лет, и в голову которой не мог залезть, и чьих тараканов не мог пощупать. Доверие? Нет, скорее, равнодушие отчасти. Он устал бояться, устал переживать, устал просчитывать и думать наперед. Но что-то внутри этой усталости подсказывало ему интуитивно, что где-то там, где она станет запредельной, эта усталость от мира, обязательств и отношений, вся эта паутина наконец порвется, и останется только какая-то простая, кристальная ясность бытия. Дзен, который еще только предстояло постичь. Наверное. Если удастся при всем при этом просто напросто хотя бы выжить.
Он стоял у окна, опустив руку с запиской Цуруко и каким-то невидящим взглядом смотрел на мерцающий за стеклом полигон. Тоже - не то мазохизм, не то извращение - постоянно иметь это напоминание перед глазами, сотни, тысячи следов заклинаний, всполохи эмоций, радости, боли, разноцветное месиво. Бледное подобие вероятностного шторма на Грани, который снился ему по ночам.
Наверное, именно из-за этого выпадание, прикосновение со спины оказалось обжигающим, заставило вздрогнуть, встряхнуться, даже протереть лицо и глаза руками, сминая с громких шорохом листок в руке машинально. Темные пятна, конечно, так и остались плясать перед глазами, куда бы им деться, но сознание словно состыковалось с телом и рука дернулась судорожно к шторе, рывком отрезая пространство кухни от застеколья. Выкручиваться, впрочем, или отстраняться он не стал, только выдохнул медленно, извиняющимся тоном:
- Прости... Я задумался...
Коснуться обнимающих рук, накрыть ладонью, медленно, неуверенно, словно даже этот жест требовал сейчас сознательного контроля, откинуть в корзинку для бумаг, стоящую в углу, смятую записку и все же аккуратно обернуться, чтобы не разговаривать затылком.
- Семь лет прошло, так что я даже не уверен, что ты ее узнаешь при встрече... - Кёгу усмехнулся, поймав за хвост чуть не ускользнувший было вопрос, - Взрослая уже почти. И следит за мной, как видишь, как партизан пополам с лечащим врачом.
Смешок, впрочем, получился не то чтобы веселый, скорее, хмурый.
- Но знаешь, я ей благодарен. Во всяком случае, у меня есть Жертва, которая порой в приказном порядке напоминает мне о том, что надо бы не забывать себя кормить. Шеану в этом плане самому бы кто напоминал.
Два имени. Две Жертвы. В сущности - два ВС, с которыми, не считая учащихся, он был сейчас связан здесь больше всего. В бытовом, плане, конечно. В бытовом и рабочем. Все остальные связи были крепче, но при этом намного дальше. Впрочем... Одна вот грозила оказаться гораздо ближе, и сам Кё при этом еще не до конца был готов осознаваться с последствиями вот этого своего спонтанного сегодняшнего решения.